Августовский путч начался не сразу… Вначале, 25 апреля 1993 года состоялся затеянный почувствовавшим назревающее недовольство народа президентом Ельциным всенародный референдум, вошедший в историю со слоганом «да-да-нет-да».
Предвестие бури
Именно так должен был, по мнению президента, ответить электорат (этим вошедшим в моду импортным словечком стали обозначать народ) на четыре вопроса:
- Доверяете ли вы президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину?
- Одобряете ли вы социально- экономическую политику, осуществляемую президентом?
- Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента?
- Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов РФ?
Что ответил народ: президенту отказали в доверии 27 миллионов граждан (39%), социально-экономическую политику его правительства одобрили 36,5 миллиона (53%). Досрочных выборов президента потребовали 34 миллиона избирателей (32%), не пожелали этого 32,5 миллиона (30%). Более-менее единодушно проголосовали только за переизбрание парламента – 46 миллионов (43%) за, при 20 миллионах (19%) против. Более трети избирателей референдум просто проигнорировали.
Несмотря на такое волеизъявление народа по четвертому пункту, никаких досрочных выборов не случилось. Противостояние президента и парламента только набирало силу.
В тщетной попытке обуздать инфляцию проводится очередная денежная реформа. Причём правительство заверяло народ, что никаких реформ не будет, и в очередной раз обмануло.
Все эти экономические усилия власти лишь сильнее подталкивали народ к нищете, да и вершились они на фоне противостояния двух ветвей власти (третья ветвь – судебная – никакого влияния ни на что не имела. О «четвёртой власти» – прессе – и говорить не приходилось). Противоборствующие стороны отвергали возможность компромисса, а страна скатывалась к хаосу.
Со второй половины сентября события развиваются стремительно. 21-го Ельцин обращается к народу через телевидение и одновременно подписывает указ №1400 о роспуске Верховного Совета (ВС) и собравшегося в Белом доме Съезда народных депутатов.
ВС отвечает законом о прекращении полномочий президента. Все депутаты, собравшиеся в Белом доме, решают не покидать его до победного конца. 30 сентября посредником между враждующими сторонами пытается стать патриарх Алексий. В Свято-Даниловском монастыре проходят ничем не закончившиеся переговоры. Патриарх грозит предать анафеме первого, кто выстрелит.
Августовский путч
Далее всё шло по нарастающей: 3 октября в Москве массовые волнения, первые выстрелы и жертвы. Сторонники ВС захватывают московскую мэрию и пытаются штурмовать телецентр в Останкино, здесь уже многочисленные жертвы. В середине того же дня Ельцин на вертолёте прибывает с дачи в Кремль и подписывает указ о введении в Москве чрезвычайного положения.
Ночью на 4 октября, он же, перебравшись в министерство обороны, отдаёт приказ о штурме Белого дома.
В 4 часа ночи в город входят 10 танков Кантемировской дивизии. Помимо них к штурму привлекаются немалые силы: 1700 человек личного состава, более сотни бронетранспортёров (БТР) и боевых машин пехоты (БМП). С рассветом 4 октября войска подтягиваются к Белому дому.
Около 10 утра танки с Калининского (ныне Новоарбатского) моста стреляют по верхним этажам Белого дома, заполненного членами ВС, делегатами съезда и множеством военных и гражданских лиц, вставших на сторону ВС. Возглавляют оборону вице- президент Александр Руцкой и глава ВС Руслан Хасбулатов.
Позже стало известно, что в обстреле участвовали шесть танков Т-80 (калибр орудий 125 мм), сделавших 12 выстрелов. Все снаряды достигли цели – промахнуться здесь было трудно.
Примерно в 14:30 защитники Белого дома и депутаты покидают его и складывают оружие.
Расстрел Белого дома, когда произошел и сколько погибло
Глазами очевидца
Так вышло, что автору статьи довелось провести в Москве эти три чёрных дня. Вот как это было. Утром в понедельник 4 октября 1993 года я самым ранним поездом прибыл в Москву – предстояла командировка в подмосковный Подольск. Поэтому в город не выходил: метро «Комсомольская» – «Курская», далее электричка. К началу рабочего дня я уже входил в отдел Подольского КБ.
То, что увидел, шокировало: ни один человек не работал, все столпились перед телевизором, из которого неслись какие-то вопли, а на экране бушевали толпы. Оказывается, в Москве уже вторые сутки идёт противостояние сторонников Ельцина с одной стороны и ВС России с другой, причём настолько бурное, что Белый дом оцеплен, а на московских улицах войска с бронетехникой, кое-где идёт спорадическая перестрелка.
В общем, сказали мне, никакой работы сегодня не будет. Приезжай завтра. И я двинул обратно в столицу. С Курского вокзала хотел добраться на метро в Кунцево к друзьям. Но на станции «Киевская», где мне следовало пересесть на Филёвскую линию, выяснилось, что последняя закрыта. Всем предлагалось покинуть метро и подняться к Киевскому вокзалу, откуда будет организовано автобусное движение вдоль закрытой линии.
Выйдя на площадь, я оказался у Бородинского моста, с которого прекрасно просматривался Белый дом и Калининский мост перед ним. С той стороны слышались выстрелы и, несмотря на ясную солнечную погоду, были заметны трассирующие автоматные очереди.
Но всё это было вдалеке – у Калининского моста. А на обращённой в том направлении стороне Бородинского моста собирался народ. Это напоминало то, как в Питере перед салютами люди занимают места на невских мостах. Но настроение чувствовалось не праздничное.
Тем временем на Калининский мост напротив Белого дома выползли несколько танков весьма серьёзного вида. Головной танк начал медленно задирать ствол орудия. Затем последовала пауза около минуты. Я (вероятно, как и многие вокруг) подумал: «ну не станет же он стрелять по зданию, набитому людьми, вероятно, просто психическая атака». Но как раз тут из ствола танкового орудия вырвалось пламя, танк содрогнулся, и раздался грохот.
«Холостым», – подумал я, но ошибся – с верхних этажей Белого дома брызнули осколки стекла и чего-то ещё, а затем из окон вырвалось такое пламя, будто здание заполнено сухой соломой. Видно было, как пожар распространяется молниеносно вдоль верхних этажей – из одного за другим окон вырывались мощные языки огня.
На Бородинском мосту вокруг меня сначала установилась жуткая тишина – наверно, людям трудно было поверить своим глазам. И действительно, не так часто танки бьют по парламенту собственной страны – не Рейхстаг всё же.
Потом рядом что-то закричали и захлопали (опять же как на салюте), но тут же смолкли. Танки сделали ещё несколько выстрелов, хотя верхние этажи Белого дома и без того полыхали. А здесь у Киевского вокзала из подземных выходов метро появились люди в телогрейках и касках, вооруженные автоматами.
Они оттеснили продолжавший ещё толпиться на Бородинском мосту народ к вокзалу, куда один за другим подходили пустые автобусы. На одном из них я и уехал в Кунцево, где был принят на ночлег друзьями. Был рабочий день, но вся семья оставалась дома. Люди как-то обречённо смотрели в телевизор.
День 5 октября начался ярким солнечным утром. Филёвская линия уже работала, и я на метро отправился на Курский вокзал, чтобы двинуться в Подольск. В вагоне было совсем немного пассажиров. Когда после «Киевской» поезд вышел из туннеля и, заметно сбавив скорость, двигался по метромосту над рекой, слева из окон вагона открылась на фоне безоблачного синего неба панорама Белого дома.
Белым он оставался лишь в своей нижней части, чёрная верхняя часть фасада выглядела довольно зловеще. Пока поезд не нырнул снова в туннель, люди в полной тишине взирали на эту мрачную картину.
«Вход – рубль, выход – два»
Однако мои командировочные злоключения ещё не закончились. Предстояло думать, как теперь покинуть столицу, в которую я без проблем прибыл всего два дня назад. В Подольске от местных товарищей я узнал: в Москве до 10 октября введено чрезвычайное положение, комендантский час, находиться на улицах с 22 до 5 часов утра строго запрещено. Везде патрули. Якобы ведутся поиски и отлов защитников Белого дома, не захваченных накануне в ходе штурма.
В этой ситуации у меня возникала проблема: дело в том, что 7 октября моя командировка должна была продолжиться уже в Севастополе, и в кармане у меня лежал билет на поезд туда, уходящий с Курского вокзала 6 октября в 1 час с чем-то ночи. Возвращаться в Кунцево не было смысла: добраться оттуда в полночь с учётом комендантского часа на вокзал будет сложно.
Поговорив со знакомыми москвичами, живущими поблизости от метро «Новослободская» (всего три остановки по кольцевой линии до «Курской»), договорился поехать к ним, чтобы вместе решать, как мне выбраться из мятежной столицы.
Ехать на вокзал заранее (до начала комендантского часа), чтобы сидеть там часа три-четыре (если не более), не хотелось. К тому же поговаривали, будто в связи с тем, что Москва прекратила приём многих поездов, на железных дорогах вокруг неё царит хаос. Вторую половину дня я провёл у друзей. Посовещавшись, решили, что ближе к полуночи я покину их и переулками и дворами двинусь к метро «Новослободская». Так и сделали.
На своём пути к метро я не встретил ни одного человека, ни одного движущегося авто. Удачно вышел к улице Новослободской прямо напротив станции метро, оставалось её перейти и юркнуть на станцию. Пересечь эту довольно широкую улицу можно было по подземному переходу, но, памятуя автоматчиков из подземки у Киевского вокзала, я решил форсировать улицу поверху. Когда уже был на противоположном тротуаре, оглянулся и увидел устремившуюся ко мне здоровую овчарку и держащего её на поводке «ватника» в каске и ещё пару автоматчиков.
Все они выскочили из подземки, в которую тут же препроводили меня. Внизу сидел офицер, потребовавший объяснений в связи с нарушением комендантского часа. Пришлось предъявить все мои командировочные бумаги и билет в Севастополь, продемонстрировать содержимое дорожной сумки.
Офицер принял мои объяснения и приказал солдату свести меня в метро и проследить, чтобы я сел там в поезд (кстати, на сегодня последний), что и было сделано. В абсолютно пустом вагоне метро я добрался до Курского вокзала. Пробыл здесь безвылазно до задержанного примерно на час отправления своего поезда.
В начале дня 7 октября я был в Севастополе, а ещё через три дня самолётом без приключений вернулся в Ленинград. Эта непродолжительная командировка осталась в памяти навсегда.
Константин Ришес