Битва при Гросс-Егерсдорфе стала первой российской победой в Семилетней войне. Фельдмаршал Апраксин, увы, выгод из этой победы, как и наши войска не извлекли.
Путь на Кёнигсберг
На «русском» фронте Семилетней войны боевые действия начались на год позже, чем на «европейском». Лишь летом 1757 года российская армия вступила на территорию Восточной Пруссии.
Войска под командованием фельдмаршала Степана Апраксина двигались чрезвычайно медленно. Обычно это ставят в вину самому командующему. Между тем Апраксина можно только пожалеть: он был таким же невольником, как и последний рядовой его армии. Русский командующий оказался связанным по рукам и ногам нерушимой цепью. Имя этой цепи – Конференция при высочайшем дворе.
Конференция была калькой с австрийского придворного военного совета – гофкригсрата. Это сборище; сановников намеревалось из Петербурга руководить русскими войсками в боевых действиях против Пруссии. Фельдмаршал Апраксин каждое свое решение должен был согласовывать с Конференцией, то есть посылать в Петербург курьера и дожидаться, когда он прискачет назад с ответом. В таких условиях, прямо скажем, очень трудно было двигаться быстро.
Путь на Кёнигсберг – столицу Восточной Пруссии – Апраксину преграждала прусская армия фельдмаршала Иоганна фон Левальда. Русский командующий разумно решил уклониться от лобового столкновения. Зачем принимать бой на той позиции, которую выбрал враг? Апраксин предпринял обходной маневр.
Узнав, что русские пошли в обход, Левальд снялся с места и бросился наперерез, чтобы перехватить нашу армию на марше. Настигнуть русских ему удалось у деревеньки Гросс-Егерсдорф. На рассвете 19 августа 1757 года немцы пошли в атаку.
Поначалу казалось, будто все козыри находятся на руках у Левальда. Он застал армию Апраксина врасплох: русские только-только выходили из окрестного леса двумя длинными колоннами. Увидев врага, они стали спешно разворачиваться в боевой порядок. Делать это было непросто: на них уже густым градом посыпались прусские пушечные ядра.
Под беспощадным артиллерийским огнем поредевшие русские палки все же смогли организовать некое подобие боевого построения. А когда до них добрались шеренги прусской пехоты, началась настоящая «мясорубка» – чудовищный по накалу штыковой бой.
Три пули для генерала
Главный немецкий удар пришелся на дивизию Василия Лопухина. Этот русский генерал стал настоящим героем Гросс-Егерсдорфской битвы. На позициях «лопухинцев» царил сущий ад. Русские
и немецкие солдаты сцепились в беспощадной схватке. Сам генерал бегал по полю с шпагой в руке, пока, израненный, не был захвачен пруссаками. Но уже через минуту командира вновь отбили его верные солдаты.
Лопухин не успел перевести дух, как получил три пули в живот. Истекая кровью, он выслушал известие о победе в сражении – и умер. Но это будет чуть позже. Победу еще надо было, как говорится, выгрызать зубами, ведь немцы вал за валом накатывались на русские позиции.
Потенциально опасная ситуация сложилась на левом фланге наших войск (рядом с дивизией Лопухина). Там стояла немецкая конница принца Голштинского – драгуны и знаменитые прусские «черные гусары» (их еще называли «гусарами смерти» – из-за того, что у них на головных уборах были изображены череп и кости).
Прусские кавалеристы, даже не вступая в бой, сковывали несколько свежих русских полков, которые не могли прийти
на помощь Лопухину. Ведь стоило им уйти, как прусская конница ринулась бы в атаку и прорвала ослабленную линию обороны наших войск.
Русские понимали, что дальше стоять в бездействие невозможно. Надо было решить вопрос с прусской кавалерией Но как? Русские пошли на хитрость. Внезапно всадники принца Голштинского увидели как прямо на них с гиканьем и свистом несется казачья лавина. Это шел в атаку донской казачий полк Серебрякова.
Пруссаки приготовились к отпору. Но казаки Серебрякова, доскакав почти до прусских позиций, внезапно повернули коней и помчались назад «Азиатские дикари струсили! – решили немцы. – Хороши случай их проучить!»
«Гусары смерти» в ловушке
И кавалеристы принца Голштинского бросились в погоню за казаками. Рискованный маневр донцов стоил им дорого: немецкие «черные гусары» безжалостно рубили всех, кого успевали настичь, но главное, ради чего и затевалась такая опасная игра, было сделано. Когда казаки приблизились к русским позициям, наша пехота расступилась, давая им проход. Вслед за казаками в русский тыл влетела взмыленная конница принца Голштинского. После чего ряды русской пехоты вновь сомкнулись.
Оказавшись в тылу позиций, драгуны и «гусары смерти» рубили направо и налево. Но радость их длилась совсем недолго. Уже через мгновение немцы увидели, что с фланга на них смотрят жерла десятков русских орудий, выставленных на прямую наводку.
Конечно же, это была ловушка. Жертвуя собой, казаки вывели всю прусскую конницу на русские пушки. Залп картечи грянул незамедлительно. Затем последовали второй, третий…
Что может быть милее для сердца артиллериста, чем стрельба картечью в упор по беззащитному врагу? Русская картечь (мелкие кусочка металла), вылетающая из жерл орудий, превращала блестящую конницу прусского короля в кровавый «фарш».
Немецкие всадники на своих обезумевших лошадях бросились обратно – сквозь строй русской пехоты. Остаткам прусской кавалерии удалось пробиться к своим, но как боевая единица конница принца Голштинского перестала существовать.
У русских полков на левом фланге наконец-то были развязаны руки. Этот факт почти совпал с другим отрадным явлением: на помощь к истекающей кровью дивизии Лопухина через непроходимый лес пробились четыре полка резерва под командованием генерала Петра Румянцева – будущего знаменитого фельдмаршала.
Чаша весов стала неумолимо склоняться на сторону русских. Наконец, пруссаки дрогнули и побежали. Первое в новой истории Европы столкновение русских с немцами закончилось явной победой русских.
Но дальше произошло удивительное. Командующий Апраксин неожиданно приказал отступать. Русские полки отошли за Неман – туда, откуда пришли. Купленная такой дорогой ценой победа при Гросс-Егерсдорфе, по сути, оказалась бессмысленной. Как же такое стало возможным?
Чем кормить армию
«Крепкий тыл решает окончательную победу», – говорил Ленин. И в этом большевистский вождь был прав. А вот как раз с тылом у апраксинской армии были большие проблемы.
Фельдмаршал стал заложником собственных тыловых служб. В русской армии было много людей и лошадей. Такая огромная живая масса требовала и огромного количества провианта. И нельзя сказать, что русское провиантское ведомство (которое, кстати, фельдмаршалу Апраксину не подчинялось) не продумало варианты снабжения своих войск. Продумало! Но, как это часто бывало, продумало не до конца.
Чиновники военного ведомства Российской империи не произвели то, что в современной науке называется «военно-стратегическое изучение театра боевых действий». Это изучение предполагает тщательнейший (до мельчайших подробностей; анализ всех данных о той территории, на которой будут вестись боевые операции и – что не менее важно! – будет осуществляться снабжение. Так вот: перед вторжением в Восточную Пруссию в 1757 году эту крайне важную работу не сделали.
Обратимся к конкретным примерам. Предполагалось, что продовольствие для армии Апраксина будут доставлять по Неману и далее – по его притокам. Однако военные чиновники не учли, что в разгар летней жары в июле-августе – как раз тогда когда наступал Апраксин) притоки мелеют и становятся несудоходными.
Намечалось перевозить припасы водным транспортом еще и через Куршский залив Балтийского моря (или, как его называли на немецкий манер, Куриш-гаф). Но в последний момент выяснилось, что Куриш-гаф – водоем опасный и своенравный. Обычные речные барки для него не подходят – они переворачиваются. Для плавания по Куриш-гафу нужны другие суда, способные выдерживать сильную качку. Для изготовления таких судов в нужном количестве требуется много времени. Ставка русских провиантмейстеров на Куриш-гаф оказалась битой.
Далее. У России не было непосредственной границы с Восточной Пруссией. Русская армия должна была идти через территорию Литвы, которая тогда входила в состав Речи Посполитной. Предполагалось, что фураж для лошадей военные будут закупать оптом у литовских хозяев.
Но когда дошло до дела, литовцы сообщили русским генералам, что фуража в таком количестве в Литве отродясь не выращивали. Стало быть, и для лошадей еды нет, не только для людей.
Миф об измене
Все эти «мелочи», как и десятки других, должны были продумать русские военные чиновники тогда, когда армия Апраксина еще только готовилась выступить в поход. Но этого сделано не было.
В итоге сразу после громкой победы при Гросс-Егерсдорфе русский командующий столкнулся с печальным фактом: кормить солдат и лошадей ему нечем. В таких условиях двигаться дальше вглубь Восточной Пруссии означало идти навстречу верной гибели.
Ведь стоит еще учесть, что армия Левальда хотя и потерпела поражение, но не была полностью уничтожена. Даже в ослабленном виде она представляла серьезную опасность – в первую очередь для коммуникаций русских.
Взвесив все обстоятельства, Апраксин принял вполне здравое решение: отступить к источникам продовольствия (к русской границе) и в следующем году вновь попытать счастья, но уже с совсем иначе организованным снабжением. Однако реализовать этот план самому Апраксину уже не удалось.
Европейские союзники России настойчиво требовали у Петербурга продолжения натиска на Восточную Пруссию. Французов и австрийцев совершенно не интересовало, сколько рязанских или псковских парней ляжет костьми в этом наступлении. Европейцы были полны решимости воевать «до последнего русского солдата». Канцлер Алексей Бестужев пообещал зарубежным «друзьям»: наступление будет продолжено! Но Апраксин не повел своих солдат на убой. И теперь Россия должна была дать европейским партнерам какое-то объяснение происшедшему.
В Петербурге не стали долго ломать голову. Царское правительство нуждалось в «стрелочнике», на которого можно было бы списать все огрехи в подготовке к войне. Эта неблаговидная роль досталась командующему войсками – Апраксину.
Очень скоро из столицы в действующую армию прибыли сотрудники политического сыска – Тайной канцелярии. С собой они привезли суровый приказ императрицы Елизаветы Петровны: арестовать фельдмаршала Апраксина по обвинению в государственной измене.
Опального военачальника доставили в Петербург для дальнейшего разбирательства. Забегая вперед, скажем, что граф Степан Апраксин умрет под следствием в августе 1758 года. Нервное потрясение, пережитое фельдмаршалом, видимо, сильно ударило по его здоровью.
«Изменник Апраксин виноват в том, что мы не захватили Восточную Пруссию в 1757 году’», – такую версию Петербург преподнес Парижу, Вене и российскому обществу. Почти одновременно появилась грязная сплетня, объясняющая, почему Апраксин сделал это.
Дескать, сразу после победы при Гросс-Егерсдорфе русский командующий получил известие из Петербурга о том, что императрица Елизавета при смерти. А раз так, то со дня на день царем станет ее наследник – великий князь Петр Федорович (будущий Петр III). А он, как всем было известно, являлся фанатичным поклонником прусского короля Фридриха II, с которым, собственно, Россия и вела войну.
Узнав о болезни императрицы, фельдмаршал Апраксин немедленно прекратил наступление, чтобы не злить нового царя-пруссофила, который обиду прусского короля воспринимал как свою собственную. Однако Апраксин прогадал. Императрица поправилась. А фельдмаршал за свое поспешное отступление
попал под суд. Такова в общих чертах сюжетная канва этого мифа.
Апраксин – жертва политики
В этой сплетне нет ни слова правды. Это очевидно уже потому, что Апраксин действовал не в одиночку. Прекрасно понимая, с какими «волками» в Петербурге приходится иметь дело, он все свои решения оформлял строго по инструкции. А точнее – по воинскому артикулу Петра Великого, по которому и жила русская армия весь XVIII век. А этот артикул требовал от командующего все важные решения утверждать на военном совете.
Вот Апраксин и собирал военный совет по любому поводу. Он был собран, разумеется, и при принятии решения об отступлении. На нем все генералы, включая Румянцева, единогласно высказались за отступление. Катастрофическое состояние со снабжением было для них слишком очевидно.
Если настаивать об измене русского командующего, то надо признать, что изменниками были все генералы его армии, в том числе и будущий герой Ларги и Кагула граф Петр Румянцев. Можно ли в это поверить? Разумеется, нет.
Но байка об измене Апраксина прочно утвердилась в общественном сознании, Что вполне понятно: простые объяснения сложных явлений всегда пользуется популярностью. Это ведь гораздо интереснее, чем скучные рассуждения о сезонных промерах глубин в притоках Немана, особенностях судоходства на Куриш-гафе и среднестатистическом урожае кормовых злаков в Литве.
Об измене Апраксин; писалось в таких бестселлерах, как «Емельян Пугачев» Вячеслава Шишкова и «Пером и шпагой» Валентина Пикуля. А в заключительной части популярной кинотрилогии про гардемаринов фельдмаршал представлен не только изменником, но и дегенератом. «Гардемаринный» Апраксин флегматично наблюдает за истреблением русских полков при Гросс-Егерсдорфе, заявляя: «Ничего, бабы ещё нарожают. А вот лошадок жалко!»
Нет, дегенератом фельдмаршал Апраксин не был. Это обычный, средний военачальник. «Суворовских» талантов у него, конечно, не наблюдалось. Но все же он пытался старательно делать свое дело. Увы, фельдмаршал стал жертвой политики.
Апраксин спас свою армию, но погиб сам. Но что еще печальнее – погибла его репутация в сознании потомков. Он так и вошел в историю с клеймом изменника и интригана. А такой судьбы Степан Апраксин явно не заслужил…