У каждого из нас имеется свое представление о богатырях, главный из которых – Илья Муромец. Многим даже не составит труда вспомнить его краткую биографию: родился в Муроме, до 30 лет лежал на печи, не в силах подняться, а потом его исцелили калики перехожие.
И отправился Илья в стольный Киев- град – послужить верой и правдой князю Владимиру. Но имелись ли у знаменитого богатыря реальные прототипы, или это такой же сказочный персонаж, как Иван-царевич?
Рагдай Удалой и неугодный
Почти для всех прославленных в былинах богатырей нашлись прообразы в лице конкретных исторических личностей, даже для ближайших сподвижников Муромца – Добрыни Никитича и Алеши Поповича. И только относительно лиц, которых можно соотнести с самим Ильей, до сих пор идут споры.
Даже те, кто считают Илью Муромца полностью вымышленным персонажем, не могут определиться, в какое именно время этот герой был порожден народной фантазией.
Былинные богатыри упоминаются во многих русских письменных источниках – особенно внимательна к ним Никоновская летопись XVI века. Там описываются деяния и Добрыни, и Алеши, а вот об Илье – ни слова. Означает ли это, что Муромца к тому времени еще вовсе не было – ни как человека, ни даже как сказочного героя?
Филолог XIX века Николай Квашнин- Самарин посчитал, что в Никоновской летописи Илья фигурирует под именем другого богатыря – храбреца Рагдая Удалого (у Пушкина в поэме «Руслан и Людмила» – Рогдай, в черновиках – даже Рахдай), который в одиночку сражался с тремя сотнями врагов, и смерть которого оплакивал Владимир Святославич.
«Не одно ли это лицо с Ильей Муромцем? – рассуждает филолог. – Илья – христианское имя, Рогдай – славянское (по другим источникам, Рагдай – древнегерманское имя, означающее «мудрый».). Первоначально песни могли знать его под обоими именами, потом осилило христианское, особенно в виду религиозного почитания Ильи Муромца».
Другое объяснение летописного умалчивания имени Ильи дал современник Квашнина-Самарина – ученый, этнограф, фольклорист Всеволод Миллер.
Припомнив расхожий былинный сюжет о ссоре Муромца с князем Владимиром, Миллер предположил, что Илья «не удостоился попасть в число богатырей Владимира именно потому, что не умел себя держать за княжеским столом, говорил князю в лицо неприятные вещи, относился к нему не всегда почтительно, иногда даже пренебрежительно.
Ведь наши поздние летописные своды, например Никоновский, носят в значительной степени официальный характер, проникнуты московскими государственными тенденциями и в силу такого направления и настроения едва ли могли допустить в сонм богатырей святого Владимира лицо, по своему происхождению и замашкам слишком неудобное для княжеских палат».
Илиас Русский из дикой Руси
Версия Миллера выглядит особенно убедительной в свете того, что русский богатырь Илья, игнорируемый летописцами-соотечественниками, присутствует в западноевропейских литературных произведениях, которые были созданы еще в XIII веке.
Так, в германской поэме «Ортнит», записанной в 1220-х годах на основе устных сказаний, действует «король из дикой Руси» Илиас Русский. Под именем Илиаса Греческого он перешел и в огромную прозаическую «Сагу о Тидреке Бернском», созданную около 1250 года в норвежском городе Бергене. Добавим, что в средневековых западных источниках Русь, принявшая веру от греков, часто смешивается с Грецией.
В 1574 году оршанский староста Филон Кмита-Чернобыльский в одном из своих посланий упомянул Илью Муравленина. Отсюда можно сделать вывод, что и в то время богатырь Илья был широко известным героем, но еще не звался Муромцем.
Побывавший в Киеве спустя двадцать лет немецкий путешественник Эрих Лассота поведал о могиле, где погребен Елия Моровлин, «знаменитый герой или богатырь, как его называют, о котором рассказывают много басен». Это самое первое свидетельство об Илье как о реальном человеке.
Но почему же он звался то Моровлином, то Муравленином? На этот счет тоже есть немало гипотез. Согласно одной из них, Илья происходил вовсе не из Мурома, а из древнерусского городища Моровска. Согласно другой, он являлся выходцем из раннефеодального славянского государства Великая Моравия (822-907 годы) и жил в соответствующее время.
Одни исследователи все же настаивали на муромском происхождении героя, указывая, что в летописях нередко писали «Муров» вместо «Муром». А другие пытались связать прозвище богатыря со словом «мурава», обозначавшим траву, зелень.
От него происходило прилагательное «муравленый», бывшее постоянным эпитетом печи, которую часто покрывали зелеными изразцами. Таким образом, прозвание Ильи могло возникнуть из-за его тридцатилетнего сидения на печи.
Преподобный Илья Муромец или Вещий Олег?
XVII веком датируются первые возникшие на территории Московского государства письменные источники, в которых упоминается Илья. В 1638 году появился труд монаха Афанасия Кальнофойского о Киево-Печерской лавре. Перечисляя могилы печерских чудотворцев, Афанасий называет захоронение инока Ильи.
В середине столетия появилось и изображение этого инока – вырезанная на дереве гравюра. В пояснительной надписи к ней говорится, что гравер запечатлел «преподобного Илью Муромского».
В 1980-х годах советские ученые исследовали мощи, которые предположительно принадлежали преподобному Илье. Их выводы таковы: это останки мужчины ростом 177 сантиметров с очень развитой мышечной системой.
Однако этот силач страдал от некоего заболевания, из-за которого у него произошло утолщение свода черепа. В области грудной клетки было обнаружено поражение от удара копьем, которое, видимо, и привело к смерти. Скончался этот человек в возрасте от 40-45 лет.
Муромцем Илья впервые был назван в повести «Сказание о киевских богатырях, как ходили во Царьград и как побили цареградских богатырей, учинили себе честь». Самый ранний список этого произведения помечен 1642 годом.
Соотнесение имени Ильи Муромца с походом в Византию позволило историку начала XX века Михаилу Халанскому присмотреться в этой связи к Олегу Вещему, в 907 году, как известно, прибившему свой щит на вратах Царьграда (Константинополя). Сопоставив факты, Халанский пришел к ошеломляющему выводу: Олег Вещий – это и есть Илья Муромец!
Историк заключил, что Илья Муромский – искаженное имя Олега (Хельга) Норманнского. Например, так называемая Иоакимовская летопись называет Олега князем Урманским, то есть Норманнским. Главным же аргументом для Халанского оказалось сходство одного из военных походов Ортнита и Илиаса (описанного в вышеупомянутой поэме «Ортнит») с кампанией Олега против Византии.
Казак-самозванец Илейка Муромец
Гораздо более убедительной оказалась теория еще одного историка XIX-XX веков – Дмитрия Иловайского. На то, чтобы назвать прототип Илиаса Русского из германских сказаний, Иловайский не претендовал. Но он указал на ту историческую личность, которая почти наверняка послужила былинному переименованию Ильи Моровлина (Муравленина) в Илью Муромца.
Этой личностью был Илейка Муромец – живший в начале XVII века самозванец, который выдавал себя за царевича Петра – мифического сына царя Федора Ивановича (в действительности никаких детей у того не было).
Сперва уроженец Мурома Илейка входил в казачий отряд, вставший на сторону Лжедмитрия I. Вероятно, вдохновившись примером последнего, Илейка решил стать Лжепетром, но… в итоге разделил участь большинства самозванцев Смутного времени и после своего пленения 10 октября 1607 года был казнен по приказу Василия Шуйского.
Смутное время оказало огромное влияние на народное творчество вообще и былины в частности. Начиная с XVII века, например, во многих былинных сюжетах появляется коварная чародейка Маринка, под которой, конечно, имелась в виду Марина Мнишек. И в то же время претерпел существенные изменения образ богатыря Ильи – теперь прославленный герой стал зваться крестьянским сыном и казаком.
Муромец – единственный богатырь-казак, к этому сословию его причисляют в подавляющем большинстве зафиксированных фольклористами былин.
Многим из именитых современников Дмитрия Иловайского, изучавших фольклор, не понравились выводы историка: могли, мол, презренный самозванец так превозноситься сказителями?
Но ученый справедливо отвечал критикам, что «демократические тенденции этого самозванца, его свирепствование против бояр и дворян и вообще роль недюжинного казацкого атамана могли вполне возбудить симпатии простонародья.
Так же как их возбудили разбойничьи деяния Стеньки Разина, который сделался популярным героем народных песен не только по причине своей удали, но и потому, что с его лицом как бы связывался протест черного люда против боярского и дворянского гнета или вообще против высших классов».