Петра I сегодня принято ругать: дескать, и самодур, и диктатор, и пол-России загубил ради своих реформ. Однако в одном ему, бесспорно, стоит отдать должное: системное образование в России началось именно с него. Его эстафету подхватили не супруга, не дочь и не внук, а немецкая принцесса, взошедшая на престол под именем Екатерины II.
Следуя советам своих друзей по переписке — Дидро и Вольтера, французских философов-энциклопедистов, — она очень старалась быть прогрессивной монархиней.
А поскольку на дворе стояла эпоха Просвещения, Екатерина II, желая соответствовать общеевропейскому уровню, взялась просвещать своих подданных, в том числе и женского пола. 5 мая 1764 года высочайшим указом был учрежден Смольный институт благородных девиц — первое в России высшее учебное заведение для девочек, в котором императрица надеялась взрастить совершенно новый тип женщин.
Дурной пример заразителен
Екатерина II не питала особых иллюзий по поводу основной массы своих поданных, полагая, что те погрязли в невежестве. Однако, читая Руссо, она также была уверена в том, что «нет врожденных пороков и злодейств, но дурные примеры их внушают». Кто внушает дурные примеры детям?
Конечно же, их родители. Следовательно, младшее, неиспорченное поколение надо изымать из тлетворной среды и помещать в среду благоприятную, каковой могли стать всевозможные закрытые институты, пансионы и военные корпуса. Там и предполагалось воспитывать «юношество обоего пола», растить из них полезных членов общества.
Перед наставниками Смольного института стояла и еще одна немаловажная задача, к тому же впервые поставленная в России: «Дать государству образованных женщин и хороших матерей». За ее реализацию взялся не кто-нибудь, а Иван Иванович Бецкой — личный секретарь Екатерины II, которому императрица вверила руководство всеми учебными и воспитательными заведениями Москвы и Санкт-Петербурга.
Бецкой половину жизни провел в Европе, получил там прекрасное образование. Собственно, идея о создании «новой породы людей» принадлежала ему. Он надеялся «вывести» ее искусственно — путем должного воспитания, в которое он верил безоговорочно, полагая, что «душа ребенка подобна воску, на котором можно писать что угодно».
На бумаге его рассуждения выглядели гладко. Но в случае со Смольным институтом все обернулось, по сути, настоящим социальным экспериментом над людьми. И довольно жестоким экспериментом.
Леди совершенство
Во времена Екатерины II в Смольный институт принимали исключительно девочек дворянского происхождения. Их забирали из семей в 6-летнем возрасте под расписки от родителей, что те ни при каких обстоятельствах не потребуют дочерей назад. И следующие 12 лет воспитанницы проводили в стенах института — бывшего Смольного монастыря.
При этом они не имели права навещать своих родных — ни в каникулы, ни по праздникам. Их не отпускали даже на похороны, чтобы проститься с близкими! Лишь тем девочкам, чьи родители жили в Петербурге, дозволялись редкие свидания с ними — в обязательном присутствии классной дамы. Всем прочим оставалось лишь переписываться с домашними.
При этом вся корреспонденция вычитывалась наставницами, и жалобы оттуда вымарывались в первую очередь, ведь устав Смольного института требовал, чтобы «дети всегда имели вид бодрый, веселый и довольный». Столь естественные грусть и тоска по дому тут злобно высмеивались и потому быстро изживались. По сути, переступив порог Смольного, девочка порывала все связи со своей семьей: отныне ее домом становился институт. Немудрено, что, оказавшись в такой «благоприятной среде», воспитанница быстро забывала дом и его устои.
Но, надо отдать должное, при Екатерине II образование смолянкам и правда давали достойное. Девушки учились рисованию, музыке, рукоделию, штудировали иностранные языки, арифметику, историю и географию. Им даже преподавали опытную физику! Учили искусству стихосложения, основам искусствоведения: они должны были разбираться в геральдике, архитектуре и живописи.
Их вывозили в театры. Словом, преподаватели всеми силами делали из своих воспитанниц парфеток, что в переводе с французского означает «совершенный». Ради этого результата можно было терпеть те спартанские условия, в которых вынуждены были жить девушки. По крайней мере, они знали, ради чего все их мучения. По окончании института их ждал удачный брак, потому как на рынке невест смолянки были в цене.
Они могли получить службу при дворе, стать фрейлинами или же остаться преподавать в том же Смольном, ведь здесь преимущественно учились девушки из знатных, но обедневших дворянских родов.
Амбициозная задача
Все изменилось, когда бразды правления в свои руки взяла супруга Павла I — Мария Федоровна. Для начала она упростила прием в Смольный. Если прежде туда надо было держать экзамен по русскому и французскому языку, то теперь стало достаточно иметь нужное происхождение и хорошо знать религию. Число воспитанниц сильно возросло — с 200 до 800.
Принимать в Смольный теперь стали не с 6, а с 8 лет, да и на происхождение начали закрывать глаза: при институте появились так называемые мещанские отделения. А вот срок образования, наоборот, сократился, с 12 до 9 лет. Но главное, совершенно изменились образовательные цели этого учебного заведения.
Екатерининский институт благородных девиц в Санкт-Петербурге
Раньше там готовили в первую очередь женщин, способных активно и полноценно участвовать в общественной жизни государства. Теперь же перед смолянками была поставлена другая «амбициозная задача» — стать покладистыми женами. Почувствуйте, как говорится, разницу: во времена Екатерины II девушкам следовало читать книгу «О должностях человека и гражданина», а во времена Марии Федоровны — «Отеческие советы моей дочери».
Образовательная программа заведения претерпела серьезные изменения.
Девушки по-прежнему танцевали, музицировали, рисовали, занимались гимнастикой и домоводством. Но опытная физика была забыта раз и навсегда. И если бы только она! Все естественные науки исчезли вместе с нею. Даже блок гуманитарных наук претерпел чудовищную трансформацию.
Строго говоря, девиц вообще перестали учить чему-либо. В институте отсутствовала библиотека. И даже Пушкина и Тютчева смолянки изучали, не читая их стихов. Они знакомились с произведениями поэтов в вольном пересказе своих наставниц, с которыми не то чтобы спорить, а просто и разговаривать было нельзя.
С изучением языков тоже вышла накладка: бывало, что и через 3 года штудирования немецкого не все воспитанницы могли толком читать на нем. Но никого это не смущало — главное, что внешне все выглядело очень пристойно и благообразно.
Строем – марш!
Смолянки полностью соответствовали новым требованиям: девушки были кромны, аккуратны и дисциплинированны. Всюду и везде их водили строем:
«Куда бы мы ни двигались, мы выступали как солдаты — бесшумной стройной колонной. В столовую туда и назад строились восемь раз, по часу тратили, отправляясь на прогулки и в церковь», — вспоминала одна из воспитанниц Смольного, Елизавета Цевловская.
Их пребывание в стенах института было жестко регламентировано: они жили словно в казарме. Подъем в 6 часов утра. Вставать нужно было незамедлительно: с тех, кто позволял себе задержаться в постели хоть на минуту, дежурные безжалостно сбрасывали одеяла. После построения к 7 часам утра воспитанницы шли на молитву. И только потом в столовую, где их ждал скудный завтрак.
Кормили смолянок из рук вон плохо — порой они просто голодали. Таким образом в них воспитывали привычку к самоограничению. И по той же причине в их спальнях толком не топили: зимой там температура опускалась иногда до +8°С.
Физические наказания в Смольном отсутствовали, но классные дамы умели задеть воспитанниц за живое и без рукоприкладства: девушек лишали обеда или ужина, прикрепляли к их одежде так называемые позорные чулки — доказательство плохо выполненной штопки, оставляли стоять во время всех уроков…
Так смолянки и жили: в холоде, голоде, без права на общение с близкими людьми, да еще и лишенные возможности покидать территорию института. Да-да, о выездах в театры было забыто раз и навсегда. Чтобы уберечь девушек от влияния тлетворной среды, их перестали вообще выпускать куда-либо дальше Смольного и прилегающих к нему территорий, обнесенных высоким забором.
На прогулки они выходили все тем же строем, разбившись по парам, и под присмотром классных дам ходили по институтскому саду в течение получаса, а потом возвращались в здание. Единственный выход за ограду был раз в год, во время летней прогулки в Таврический сад, из которого предварительно выставляли всех посторонних. И так изо дня в день в течение 9 лет. Согласитесь, это куда больше похоже на тюремное заключение, чем на учебу в престижном учебном заведении.
Не троньте милорда!
Лишенные каких-либо социальных контактов, смолянки полностью выпадали из реальной жизни. Они понятия не имели о том, что происходит за оградой института, и питались теми сведениями, которыми их потчевали наставницы. Учитывая, что те, как правило, были незамужними дамами хорошо за 40 лет, можно себе представить, какие правила и взгляды девушки усваивали с их подачи.
Например, они точно знали, что надо любить Бога и царя. Но даже и эта любовь приобретала какой-то экзальтированный оттенок. Визит императора или кого-нибудь из членов его семьи в Смольный институт становился настоящим событием в жизни воспитанниц, к которому они фанатично готовились:
Институтки собирали и тщательно хранили кусочки жаркого, огурца, хлеба со стола, за которым обедал государь; выкрадывали платок, который разрезался на маленькие кусочки и распределялся между воспитанницами, носившими эти талисманы у себя на груди
Уже зная об этом, Александр II сам отдавал институткам платок с просьбой: «Со мной делайте что хотите, но Милорда (собаку. — Ред.) моего не трогайте, не вздумайте стричь у него шерсть на память!» Так вспоминала визит Александра II одна из смолянок.
Смольный институт благородных девиц. 1917 год
И если уж сам император знал о привычках благородных девиц, то остальные и подавно: за забором Смольного его воспитанниц презрительно именовали «институтками», обозначая этим словом полный отрыв от реальности. Само учебное заведение люди переименовали в Институт бестолковых девиц. Да, собственно, таковыми барышни и выходили оттуда: дома им приходилось учиться заново, причем самым простым вещам.
Например, не шарахаться в сторону, завидев на улице какого-нибудь пьянчугу: тот совсем не обязательно являлся сосудом зла. Или не ждать предложения руки и сердца после одной польки на балу. Тем не менее, даже обзаведшись такой репутацией, фабрика по производству «кисейных барышень» продолжала работать вплоть до 1917 года, успев сделать целых 85 выпусков «женщин нового типа».
