Еще каких-нибудь 100 лет назад выражения «выбиться в люди» и «получить образование» являлись синонимами. А профессия учителя была по-настоящему уважаемой и почетной, и как действительно развивалась история школы в России и в мире в целом.

Владимир Маковский. В сельской школе
Сегодня школу принято ругать. Все-то в ней не так: и программы, и система оценок, и преподаватели. Да, конечно, современная педагогическая система далека от идеала. И все же не слишком ли быстро мы привыкли относиться к школьному образованию как к само собой разумеющейся услуге, которую нам бесплатно (!) предоставляет государство? Прежде о таком можно было только мечтать.
Вспомните того же Михаила Ломоносова, который «для приобретения большого знания и учености» явился в Москву из Холмогор, преодолев 1168 км за три недели. Это ли не подвиг во имя учебы? Конечно, вы можете сказать, что такой героический Ломоносов — один на всю Россию, если не на весь мир. И ошибетесь…
История школы на Руси
Так что знания — это действительно сила, и еще какая. Просто большинство из нас сегодня об этом забыли. Что ж, стоит об этом напомнить, как и о том, что с тех пор, как на Руси появились первые школы, учеба в них считалась привилегией!
Российская система образования ведет свое летоисчисление с возникновения христианства на Руси. В «Повести временных лет» сказано, что в 988 году князь Владимир «послал собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Матери этих первых учеников, кстати, «плакали о них, как о мертвых». Стало быть, прежде на Руси такого не водилось.
Хотя, конечно, грамотные люди были и раньше, но именно князь Владимир дал старт русскому системному образованию, а Ярослав Мудрый его дело продолжил. В 1030 году, придя в Новгород, он «събрав от старост и от попов детей 300» и велел их «учити книгом».
Обратите внимание: право учиться получили лишь дети священнослужителей и знатных горожан. То есть с самого начала школы были элитарными заведениями, предназначенными для отпрысков князей, бояр, дружинников и духовенства. И учились там только мальчики.
Мастера грамоты
В XII столетии школьная программа расширилась: к чтению прибавились письмо и… хоровое пение. В крупных городах под патронажем церкви стали появляться «школы книжного чтения»: их выпускники шли потом на «государеву службу» чтецами или писарями.
Все шло своим чередом. Но в 1237 году на Русь пришел Батый. 250 лет монгольского ига свели практически на нет успехи русского образования. Так, тверской князь Михаил в XIV веке отправился обучаться грамоте аж в Новгород: в родной земле учителей не нашлось…
А столетием позже Новгородский архиепископ Геннадий, набравшись смелости, бил челом митрополиту Симону и самому Ивану III: просил «завести училища» «ради своей чести и спасения земли Русской от позора», ибо вовсе перевелись «ученые» люди, даже священники не разумели грамоты. К Геннадию прислушались, тем более что Иван III наконец избавился от ордынцев.

Первопечатник Иван Федоров
Снова стали открываться школы, но теперь частные, где в роли учителей — «мастеров грамоты» — выступали мужчины-священники, которые принимали учеников у себя на дому.
Право обучаться получали лишь мальчики, прошедшие серьезный отбор. Учителя занимались только со смышлеными детьми, которым предстояло выучить алфавит и научиться читать и писать по церковным книгам вроде часослова. Других тогда не было: первый букварь — от первопечатника Ивана Федорова — появился лишь в 1574 году!
Тесты для педагога
Весь процесс обучения в таких школах занимал 3 года. Первый из них уходил на то, чтобы ребятишки научились выводить не только сами буквы, но и их полные названия — аз, буки, веди, фита, ижица и т. д. Второклассники весь год упражнялись составлять слоги, а полноценно читать и писать дети начинали лишь в третьем классе.
И все 3 года родители учеников, осознавая, что «велика бывает польза от учения книжного», платили «мастеру грамоты» кто чем мог — деньгами, продуктами или одеждой. То есть даже такое образование было платным!
Кстати, не только ученики проходили «тестирование», но и будущие педагоги: о характере кандидатов на «вакансии» учителей расспрашивали их знакомых и соседей. И тем, кто отличался жестокостью или агрессивностью, в месте отказывали. Стоглавый собор в 1551 году четко дал рекомендации на сей счет: в учителя брать «добрых духовных священников и дьяконов и дьяков, женатых и благочестивых, имущих в сердцы страх Божий».
Но даже эти добрые педагоги со страхом Божьим в сердце секли своих учеников почем зря. Ведь никакой системы оценок еще не существовало. Выучил урок — молодец. Не выучил — подставляй спину. И это оставалось нормой долгие века.
Мода на иностранное
В XVII веке стало ясно: чтения и пения образованному человеку недостаточно. Поэтому к обязательным предметам добавились грамматика, астрономия и землемерие — смесь географии с геометрией. Разумеется, таким набором могли похвастаться только «элитные» школы в крупных городах. Уезды и волости по-прежнему пели хором под руководством священников.

Морган Вестлинг. Сельская школа
С восшествием на трон Петра I образование стало все больше приобретать светский характер — к вящему недовольству церкви, не желавшей терять доход от учеников. Но царь, презрев эти настроения, приказал открыть в уездных городах начальные училища для детей 10-15 лет всех сословий. В них могли учиться даже крепостные — при условии, что помещик платил за них.
Появились «цифирные школы», где проходили основы арифметики, а также «профтехучилища», выпускающие металлургов, аптекарей, переводчиков или моряков. Преподавать туда, за неимением отечественных специалистов, зазывали иностранцев: немцев, голландцев, французов.
Так появилась мода на иноземных гувернеров, которые, сказать по правде, порой ничего, «кроме природного языка своего», не знали. Но русские дворяне все равно им были рады и щедро платили за их сомнительные услуги: пристроено дитя по-людски — и ладно.
О пользе порки
Профессиональных педагогов в России начали готовить лишь в 1779 году, когда при МГУ открылась первая учительская семинария. Однако методы преподавания у этих молодых специалистов остались прежними: поменьше пряников, побольше кнутов.
Учитель тогда был царь и Бог, который требовал беспрекословного подчинения. Требовать-то требовал, а вот получал редко, ведь подрастающему поколению больше свойственно бунтовать, нежели слушаться.

Наказание учеников розгами
Поэтому под рукой учителя помимо указки всегда были розги или линейка, которой можно было пребольно огреть нерадивого ученика. Лупили, правда, только мальчиков. Тех же девочек-смолянок не трогали, хотя могли оттаскать за уши или отрезать косы.
Пушкин, которого, кстати, в Царскосельском лицее никогда не били (устав заведения не допускал рукоприкладства, но разрешал держать учеников по три дня в карцере и оставлять их без обеда и ужина), считал, что «уничтожение телесных наказаний необходимо. Слишком жестокое воспитание делает из воспитанников палачей, а не начальников».
Еще в начале XX века хорошая порка считалась лучшим способом привить прилежание и любовь к обучению. Что такое розги, хорошо знали даже дворянские отпрыски, учившиеся в престижных гимназиях.
Вялые дискуссии на тему отмены телесных наказаний в учебных заведениях велись больше полувека, но отменили их лишь после революции — в 1917 году.
Большевики не только покончили с тотальной неграмотностью в стране, но и трансформировали образ учителя: из деспота он превратился в справедливого и нравственно безупречного наставника, образец для подражания.
Что ж сегодня в России все грамотные, все знают свои права. Поэтому мы хотим, чтобы учителя не только учили наших детей, но и нянчились с ними — находили к ним подход, учитывали их слабые и сильные стороны. И когда у педагогов, не дай бог, что-то не получается, кричим:
Как же так, это же ваша работа!
Но нет: учитель — это своего рода проводник, навигатор, указывающий путь, однако идти по нему ученики должны сами. Ибо научить нельзя, но можно научиться.
Николай Кюнг и школа Бухенвальда
Если вы не учились в подмосковном Подольске, в школе № 4, то вряд ли вы слышали имя ее бывшего директора — Николая Кюнга. И это большое упущение: этот человек заслуживает всероссийской славы, без преувеличения.
Фамилия Кюнг досталась Николаю от отца — Фридриха Кюнга, сыровара, явившегося в Россию из Швейцарии по приглашению смоленской помещицы Ивановой. Он прибыл не один, а в сопровождении 200 своих коров. Иванова планировала начать делать сыры по швейцарской технологии, но революция спутала ей все карты. Что стало с ней дальше, неизвестно, а вот Кюнг остался в России.

Кюнг Николай Федорович
К тому времени он уже совершенно обрусел: женился на местной крестьянке, для чего крестился в православную веру под именем Федор, и завел восемь детей. Николай родился в 1917-м: он был младшим и самым смышленым ребенком в русско-швейцарской семье. Уже в 9-летнем возрасте мальчик учил местных крестьян читать и писать. Тогда он и понял, что его призвание — быть учителем. Закончил Вяземское педучилище и стал работать историком в школе.
Но пришла война… Уже в ноябре 1941 года в боях под Ковелем (Волынская область Украины) Кюнг был ранен и попал в плен. Его переправили в Дрезден, где у Николая появилась возможность обрести свободу: для этого ему надо было лишь сказать, что он швейцарец, и тогда бы его отправили на историческую родину. Кюнг же предпочел разделить судьбу товарищей. Так он оказался в Бельгии на каменноугольной шахте, откуда спустя год — за саботаж и помощь другим пленным в организации побега — его перевели в Бухенвальд.
Про Бухенвальд говорили, что выйти оттуда можно только через трубу крематория. Это было страшное место. Но именно там возник Интернациональный подпольный комитет — один из самых яростных очагов сопротивления фашизму в концентрационных лагерях.
Что могли сделать заключенные — изможденные, бесправные люди? В условиях лагеря — очень многое. Например, испортить оборудование, не вызывая подозрений, собрать и спрятать радиоприемник, чтобы получать вести с фронта, поддержать товарища, упавшего духом, а еще организовать школу для малолетних узников. Преподавателей для нее собирали по всему лагерю.
Так у детей появился историк и географ — Николай Кюнг, словесник — Никодим Федосенко, биолог — Михаил Левшенков и даже учитель музыки — Яков Гофтман, бывший артист Ростовского цирка.
Подпольщики каким-то невероятным образом раздобыли карандаши, бумагу, мел, соорудили классную доску из фанеры — и уроки начались. Это была самая настоящая школа с домашними заданиями, но строго засекреченная.
Проведай эсэсовцы о том, что малолетние унтерменши учатся, то есть позволяют себе оставаться людьми в нечеловеческих условиях, их бы незамедлительно отправили в газовую камеру. Как и учителей. Но школа проработала целых восемь месяцев — до самого освобождения Бухенвальда. И фашисты так и не узнали о ней…
Казалось бы, подумаешь — школа, разве стоила она того, чтобы рисковать жизнью? Для тех, кто в ней учился и преподавал, однозначно стоила. Потому что занятия в ней давали людям главное — желание жить и надежду.
На первом уроке, состоявшемся 1 сентября 1944 года во флигеле «А» восьмого блока, Николай Кюнг сказал:
Поздравляю вас, дорогие дети, с началом учебного года. Желаю вам следующий новый учебный год начать в своих родных местах и сидеть за настоящими партами с настоящими учебниками.
К счастью, для многих это пожелание сбылось.
Николай Кюнг вернулся домой — к преподавательской деятельности. Всю жизнь учил детей истории и географии и рассказывал им о своих учениках в полосатых робах, которые выходили к школьной доске, несмотря на смертельную опасность…